Время идёт, и Виталия Петровича нет среди нас уже больше пяти лет. Это немалый срок, но он куда меньше того отрезка времени, который Баранов отдал беззаветному служению своей районной газете. Ибо работе в газете – единственной газете в его творческой биографии – была отдана большая и главная часть жизни Виталия Петровича.

Я всегда считал, что первые свои шаги в журналистике он делал на моих глазах. Помню, как в самом начале 1964 года он пришёл в редакцию с большим материалом, заполненным восторженными впечатлениями о подводном мире у нашего побережья. Виталий тогда раз и навсегда увлёкся подводным плаванием. Акваланга, конечно же, не было – лишь ласты и маска с трубкой, да ещё могучие лёгкие, которые позволяли надолго задерживать дыхание на глубине. Красота, открывшаяся ему на морском дне, поразила Виталия – и отлилась в строчках, не совсем, быть может, удачных, но написанных от души. Он не мог не написать об этом, потому что выхода впечатления через слово требовало его будущее предназначение, его призвание.
Закрытый, было, на пару лет «Ударник Тернея» только-только набирал ход под новыми парусами, на которых было начертано – «За коммунистический труд». Оставаясь по возрасту ещё школьником, я уже работал корреспондентом и был страшно горд этим. Вот в эту пору редактором Александром Сеньчевым и был направлен ко мне со своей большой заметкой Виталий Баранов… Не буду строить здесь какую-то сюжетную интригу, лепить из сего факта многозначительную притчу. Я просто прочёл записки с морского дна, они понравились мне. В паре абзацев я предложил сделать небольшую правку, Виталий согласился, и на том кончилась наша первая встреча. Если не считать того обстоятельства, что это была не первая наша встреча… Парой лет раньше я, набедокуривший школьник (убей – не помню, что я тогда натворил), был вызван на «проработку» к первому секретарю райкома комсомола, каковым секретарём и был тогда Виталий Баранов. Теперь же мы вспомнили упомянутую «проработку», ухмыльнулись, но каждый остался при своём потаённом мнении: я считал ту старую беседу в его кабинете псевдовоспитательной чушью, а он верил в силу таких «проработок» ещё долгое и долгое время, покуда не пришла перестройка, которую он поначалу воспринял как указание «перестроиться» – то есть начать «прорабатывать» прежних «проработчиков». Впрочем, тут надо иметь в виду нашу десятилетнюю разницу в возрасте.
Комсомол был тогда нормальной молодёжной организацией – в отличие от организации молодых старичков, каких-то деловых и по-советски коррумпированных, какими стали в 70-х годах все её лидеры, начиная с районного звена. Виталий являл собой плакатный, но абсолютно чистый и искренний образ комсомольского вожака – красивый, лицо одухотворённое и как бы малость припухшее после здорового сна, готовность своим примером поднять товарищей на любое дело, некоторая склонность к самолюбованию, умение красиво говорить и ярко выступать и т.п. Этот образ с годами, конечно же, трансформируется, но всё равно будет хорошо просматриваться сквозь приобретавшуюся с возрастом прагматичность и накапливавшуюся усталость. Виталий, надо отметить, умел не показывать свою усталость.
…Но вернусь к истинному моменту первого его прихода в редакцию. Листая не так давно старую книгу приказов, я обнаружил в ней такую запись: «Баранова Виктора Петровича с сегодняшнего числа назначить на должность корректора с оплатой согласно штатному расписанию». Дата – 11 января 1960 года. Выходит, я ошибался на целых четыре года, и Виталий прописался в нашей газете намного раньше меня. Хотя, конечно, тогдашнее его пребывание в штате редакции было по-метеорному кратким – уже 27 января появился приказ «произвести расчёт в связи с переводом его на работу в РК ВЛКСМ». (А до прихода в редакцию Виталий некоторое время работал электромонтёром).
Но это всё примерки, тренировочные забеги – ведь по-настоящему надолго (навсегда) Виталий породнится с газетой в январе 1967 года. Сегодня уже точно можно сказать, что это был союз по любви.
Из секретаря райкома комсомола он стал ответственным секретарём газеты, но ни для кого не было тайной, что сие номенклатурное передвижение делается в связи с предстоящим отъездом редактора Николая Бобкова в Новопокровку – «на укрепление» тамошней газеты «Коммунист». Отъезд Бобкова почему-то всё время задерживался, и они проработали вместе до октября. Газета тогда выходила в уменьшенном объёме – всего две странички, как «боевой листок» или многотиражка, два раза в неделю. Поэтому делали её всего пять творческих сотрудников: редактор, ответсекретарь (он же заместитель редактора), заведующий отделом, литсотрудник и фотокорреспондент. Да, блаженной памяти времена. Сегодня недельный объём газеты втрое (а порой и впятеро) больше, но всю её мы вынуждены заполнять материалами лишь втроём – и то, если никто не ушёл в отпуск.
А в 70-м году, помнится, точно такую же по объёму газету, как и сегодня, мы делали в Тернее вдесятером (это только творческий состав) – и ещё роптали: мол, работы так много, что и попьянствовать не успеваешь. К слову сказать, пьянствовали мы безудержно. Виталий никак не мог найти какие-то действенные меры борьбы с нашим змием, а иногда и не хотел искать: постоянно чувствуя себя виноватыми, мы в нужные моменты выкладывались сверх обычных сил, работали с удвоенной отдачей. А вообще, тема «Непьющий Баранов и пьяная редакция» неисчерпаема. Про одного только Виктора Шевчука можно рассказать историй больше, чем про Насреддина. А ведь были ещё и Вася Клюхин и Саша Левченко! Естественно, непьющий в таких историях – это не то чтобы отрицательный, но уж и не положительный герой.
Виталий как-то рассказывал мне, почему он не пил. Для него и его братьев источником стыда и детского горя было пьянство отца, умершего не без помощи алкоголя. После его смерти три сына, обыкновенные тернейские мальчишки (они жили в посёлке МРС), поклялись друг другу никогда не прикасаться к рюмке. Все трое, насколько я знаю, сдержали клятву. Помню, как однажды всерьёз пытался заставить Виталия выпить первый секретарь райкома Степан Свиридов, пришедший к нам на застолье по поводу Дня печати. Старики могут подтвердить: отказаться в таких случаях было практически невозможно. Но Виталий сумел выйти сухим из… трудной ситуации.
Работоспособности Баранова я как редактор могу только позавидовать. Он никогда не откладывал на потом то, что можно было сделать сразу. Заставляя работать других, сам он всегда мог показать пример.
Писал он много. И не только отчёты с пленумов райкома и сессий райсовета, как это делало большинство редакторов (некоторые не делали и этого). Он мог написать большой очерк и маленькую зарисовку о рабочем человеке, живой репортаж с производства, любую заметку. Писать критические материалы он, в общем-то, избегал, делая исключение для филиппик и пропесочиваний на пространстве, именуемом «партийной жизнью» и «советским строительством». Потому что здесь после очередного бюро, пленума или сессии было всё ясно по части плюсов и минусов, чёрного и белого.
Критика же, так сказать, производственная и, тем более, морально-личностная требовала скрупулёзного сбора материала, точных цифр и фактов, конкретных выводов – здесь можно быстрей нарваться на обоснованное опровержение и проиграть дело в суде, если до этого дойдёт. Я не скажу, что Виталий не умел писать такие материалы – ещё как умел! – но это требовало времени и сосредоточенности в ущерб другим делам. Не стоит также думать, что Виталий Петрович чего-то или кого-то боялся – ведь именно он нёс полную ответственность за все наши критические материалы, а мы их писали регулярно.
Сам же Виталий изобрёл гениальный способ критиковать кого угодно, не утруждая себя кропотливым сбором материала. Это были памятные для многих тернейцев отвлечённые зарисовки на бытовые и производственные темы – так называемые «Рассказики», публиковавшиеся по субботам на последней странице газеты. Под ними стояли подписи «Доронин», «Димов», «Дусин» и другие, но непременно начинавшиеся на «Д» – любой автор имеет право на такого рода прихоть. Рассказики пользовались у читателей не меньшим успехом, чем материалы «Последней колонки», написанные, впрочем, тоже Виталием и тоже по этому принципу, который можно назвать кажущейся безадресностью. На самом же деле и все читатели, и сами герои рассказиков прекрасно знали, о ком идёт речь. Но, скажем, подать в суд эти герои не могли.
В истории нашей районки Виталий Баранов, видимо, навсегда останется человеком, который сделал для неё так много, как никто другой. Вряд ли кто-то обгонит Виталия Петровича и по количеству лет, проведённых в редакторском кресле, и по общему стажу работы в «Вестнике Тернея». Его активное сотрудничество в этой газете, если брать с 1960 года, насчитывает без малости сорок лет! Это даже не эпоха, а как минимум четыре – от середины хрущёвской до окончания ельцинской.
Перестройку Виталий воспринял восторженно, хотя поначалу, быть может, не сразу понял направление её вектора. Но важно другое. В какой-то момент на заре перестройки очень многие честные люди, целиком поверив в её идеалы, настежь распахнули свои души. Тем сильней опалила их вскоре паяльная лампа, которой ельцинская свора обрабатывала Россию. Виталия обожгло очень сильно. Он, повторяю, умел скрыть свою усталость и боль. Но тут ударил враг с другой стороны – это была давно вызревавшая в нём страшная болезнь. 6 апреля 1999 года Виталия Петровича не стало.
Он всегда был молодым и мечтал жить в XXI веке.
Юрий ШАДРИН