В телефонном разговоре Саша достаточно тактично указал мне на это, и я вполне с ним согласился. В своём «Путешествии» я захватил очень большой промежуток времени. Требовалось, как говорится, объять необъятное, и местами я проскакивал через время курьерским галопом, выбирая лишь характерные, а иной раз и случайные детали и эпизоды нашего газетного бытия.
Увы, такой подход к изложению былых событий может порой вызвать вполне законные возражения со стороны их участников. Некоторые моменты нашей внутрицеховой жизни можно обсуждать в своей среде, но не всегда, видимо, стоит выносить их на публику. Тем более что мы зачастую субъективны, и каждый может иметь на ту или иную вещь свой взгляд, с которым не согласятся коллеги. Во всяком случае, я с готовностью приношу Саше и тем, кто хорошо его знает, искренние извинения за эту самую свою «односторонность». Чувствую, что по той же причине мне стоит извиниться и перед родными и близкими Василия Филипповича Булатова, который в жизни был гораздо лучше и разносторонней, чем в моём описании…
Через некоторое время от Александра Авдулова пришло большое письмо. (Он сейчас живёт в Яковлевском районе). Не буду приводить письмо целиком, оно действительно очень большое. Вот несколько отрывков из него.
«С большим запозданием до меня дошла весть о праздновании 70-летнего юбилея газеты, которая мне приоткрыла тернистый путь в журналистику. Подчёркиваю – партийно-советскую, загубившую многих одарённых людей. Речь не о себе. В этих партугодьях я всегда оставался скрытым браконьером, хотя и имел журналистский и партийный билеты. Был у меня и билет, выданный Тернейским обществом рыболовов. Да каких билетов и бумажек у меня только не было. Ведь без бумажки – ты букашка, ползущая по задворкам недоразвитого и развитого социализма.
Прелести будущего коммунистического рая я сполна вкусил ещё в детстве, когда у меня отняли отца вместе с моей малой родиной. Замечу, что Терней всегда для меня был и остаётся второй моей родиной. Сколько я ни пытался покинуть его, но возвращался в него снова и снова. Чем, собственно, и загубил свою журналистскую карьеру. Частично по этой причине я, например, скоропалительно отказался от должности собкора Хабаровского радио…
…Меня шпыняли и травили с самого детства как сына врага народа. Отца реабилитировали ровно через полвека, день в день. А несколько позже меня в официальном порядке признали жертвой политрепрессий. Лучше поздно, чем никогда. Сегодня газета должна вновь реабилитировать меня в глазах моих близких и моих бывших читателей. Кстати, именно они в своё время поднялись в мою защиту, приостановили начатую против меня травлю за критику нашей славной действительности. В этой злобной кампании активно поучаствовали и некоторые из моих коллег. Я не настолько глуп, чтобы не понять, чьей рукой было написано опровержение одной моей критической статьи. Это «опровержение» заняло целую газетную полосу.
Знал я и руку, которая писала заявление с просьбой привлечь меня к судебной ответственности за клевету на безгрешных прислужников местной верхушки…»
Нетрудно понять, что Александру нередко (а точней сказать – постоянно) приходилось страдать из-за своей принципиальности, обострённого чувства справедливости. В те годы это звалось инакомыслием и отступлением от так называемой линии партии. Таким людям было трудно в любой ситуации и в любом месте, а уж тем более в газете. Саша пробовал менять редакции – и сам потом усмехался своей наивности: везде было одно и то же. В письме он пишет:
«…Я то и дело шарахался от газет, как чёрт от ладана. Кем я только не работал в промежутках между уходами из редакций! Даже был охранником в отделении госбанка. Успел пройти ускоренный курс в СПТУ. И профессий у меня наберётся с десяток. Плавал даже старшим помощником капитана рыболовного сейнера. Был оператором зенитно-ракетного комплекса в звании старшего лейтенанта. Да кем я только не был!..»
Но в первую очередь он, конечно, был и остаётся газетчиком! Я помню некоторые его материалы, правда, не очень хорошо, на уровне ощущений. Остались в памяти лишь некоторые приёмы и общий настрой повествования – остроумный, хлёсткий, не уходящий и не уводящий от сути дела и при этом доходчивый и простой. Людей, умеющих так писать, я называю поэтами, даже если они в жизни не срифмовали хотя бы пару строк. Это умение и отличает творческого человека от трезвого газетного ремесленника.
Ну, а у Александра Авдулова поэтическое видение мира к тому же подкреплено писанием стихов. Сам он скромничает: «…Стихи же, которые я тоже прилагаю к письму, это моё хобби. Не больше. Я с ними никогда особо и не высовывался», – однако я хорошо помню его стихотворения, время от времени всё же публиковавшиеся в газете, и даже могу процитировать некоторые строки. Сегодня на третьей странице газеты мы публикуем подборку стихов Александра Авдулова, написанных в разные годы.

Юрий ШАДРИН